no subject
Aug. 25th, 2017 04:35 amИсторические параллели, проведенные С. М. Каштановым и Б. И. Флорей, высвечивают архаичные пласты, действительно сохранявшиеся в хозяйственной и социальной жизни Московской Руси XIV-XV вв. и даже XVI в. Но на этой архаичной социально-экономической основе возникло государство вполне раннемодерного типа, которое обнаруживает немало общих черт с государствами Западной и Центральной Европы периода позднего Средневековья и начала Нового времени.
Среди этих черт, которые Московия разделяла со многими другими государствами той поры, Кивельсон отмечает бюрократизацию, рост административного аппарата, а также умение центральной власти договариваться с местными элитами, включая активное использование сетей патроната и клиентелы. Исследовательница полагает, что «публичный фасад» Московии сильно отличался от других европейских монархий раннего Нового времени, поскольку там не существовало ничего похожего на язык прав и конституций, парламентов и иных законодательных учреждений, язык, понятный во многих странах от Англии до Польши. Тем не менее, продолжает Кивельсон, Московское царство и наследовавшая ему Российская империя покоились на знакомом раннемодерном фундаменте, состоявшем из трех элементов: религиозной идеологии, бюрократии и насилия.
Соглашаясь в целом с этими наблюдениями ученого, хотел бы все же внести в них одну поправку: уже в русских источниках начала XVI в. можно заметить зарождение идеи общего блага, тесно связанной с последующим возникновением земских соборов, в недолгой деятельности которых проступают черты несомненного «фамильного сходства» с их более удачливыми «родственниками» — европейскими парламентами. Таким образом, даже идеологический «фасад» Московского царства не столь уж отличен от современных ему монархий, как может показаться на первый взгляд.
Среди этих черт, которые Московия разделяла со многими другими государствами той поры, Кивельсон отмечает бюрократизацию, рост административного аппарата, а также умение центральной власти договариваться с местными элитами, включая активное использование сетей патроната и клиентелы. Исследовательница полагает, что «публичный фасад» Московии сильно отличался от других европейских монархий раннего Нового времени, поскольку там не существовало ничего похожего на язык прав и конституций, парламентов и иных законодательных учреждений, язык, понятный во многих странах от Англии до Польши. Тем не менее, продолжает Кивельсон, Московское царство и наследовавшая ему Российская империя покоились на знакомом раннемодерном фундаменте, состоявшем из трех элементов: религиозной идеологии, бюрократии и насилия.
Соглашаясь в целом с этими наблюдениями ученого, хотел бы все же внести в них одну поправку: уже в русских источниках начала XVI в. можно заметить зарождение идеи общего блага, тесно связанной с последующим возникновением земских соборов, в недолгой деятельности которых проступают черты несомненного «фамильного сходства» с их более удачливыми «родственниками» — европейскими парламентами. Таким образом, даже идеологический «фасад» Московского царства не столь уж отличен от современных ему монархий, как может показаться на первый взгляд.
М. Кром «Введение в историческую компаративистику»